Отец представлялся на избрание его академиком, но Марр Н. И. добился своего, т. е. то, что отец был избран членом-корреспондентом.
Чего мы только не пережили. И спасали людей — 7 студентов-коммунистов, от новобранцев, поднятых на восстание эсерами, летом 1918 года. Так же Арчева, который жил в том же доме, где и мы. Новобранцы, вооруженные винтовками, взятыми в разгромленном с РИде, толкали в спину и в грудь, требуя коммунистов. Отец объяснил им на татарском языке, что все коммунисты и мужчины на фронте. Они были удивлены, но продолжая выкрикивать: "Где коммунист, давай коммунист!". Они спросили отца, что он татарин, отец подтвердил, что он татарин. Они поверили, тем более, что отец был брюнет. После этого они удалились, выкрикивая: "Где коммунист?, Давай коммунист!", проводя стрельбу из винтовок.
Нанимались к кулакам на уборку огорода, перекапывали на убранном поле, в поисках картофеля.
Отец и мать были в народном ополчении, а мы, дети, в разведчиках. Разведали размещение белогвардейской части в деревне Девлекеево — в 15 верстах от Казани. Доложили командованию арт. части, которая стояла в семинарии.
Рано утром пошли помогать красноармейцам в уборке лошадей, а на территории семинарии никого, даже и следов не осталось. Через 3 дня они вернулись и рассказали нам, как они громили колчаковцев. А в 1938 году я узнал в клубе 70-го к/полка, что полк входил в состав 76-ой кав. дивизии имени Петроградского пролетариата, что их боевой (путь) проходил через Казань, а 16-й конартдив входил в эту дивизию. Я рассказал начальнику штаба конартдива, капитану Малашенко, и даже вспомнил лошадей, одномасных, — чалых, из гаубичной батареи, которую конартдив отбил у белогвардейцев. Этот конартдив стал 23-им. В составе его мне пришлось служить с весны 1938 года и освобождали в 1939 году Западную Украину.
Вот такие явления бывают в жизни.
А во время пребывания колчаковцев в Казани, они разглядывали нашего отца. Видимо, они думали забрать его, но отец скрывался от этой погани.
А чего только не говорили эти колчаковцы. Они расстреливали и зверски издевались над своими жертвами. Устраивали массовые расстрелы рабочих над рекой Казанкой, у Кремля: ставили по 200-300 человек и расстреливали из пулеметов, а трупы катились я реку.
Видели, как вывозили на трамвайных платформа золотой запас из банка на Волгу, на "Устье".
Видели истязаных красных разведчиков, стремившихся проникнуть на территорию электростанции, чтобы взорвать её; налеты самолетов на электростанцию, но прямого попадания не было. В ВОВ я вспоминал, что "кукурузники" подорвали бы, у них было удивительно прицельное бомбометание.
Меня, 9-тилетнего мальчика, хотел пристрелить колчаковский офицерик. Я сказал, что у него на шароварах кожа. Сказал так, как может сказать пацан. Когда я приблизился к нему, он схватил меня, а я как вьюн закрутился у него в руках. Он все хотел доставать наган, а не мог. Купцы-татары, да муллы, с которыми он шёл, подливали масла в огонь, говоря: Ой некарош малай, ой некарош баранчук! Как так можно, так гаспадин офицер аскарблягъ?!".